Так нежно…

Так нежно.

Так тихо и нежно,

Как воздух, что в горле, смутившись

Банальностью голосовых связок,

Беззвучно, пугливо, интимно

Вплавляется в бесконечность

Движений, улыбок и взглядов.

Как кончики пальцев,

чуть вздрогнув,

смолкают, не смея коснуться,

И дух раздосадован этой –

Незримой. Неумолимой.

До бешенства вездесущей –

Тончайшей прозрачной границей.

Ах, как мы исполнены такта!

С Тобой – говорить и смеяться,

Лелея те взгляды украдкой,

Невинные прикосновенья –

Так близко и так бесконтактно.

Как будто мы малые дети…

Так нежно, легко и безмерно,

Лишь вовремя, как при румбе,

Шаг

сделать

назад, – и смирно

Бежать по привычным спинам…

Так нежно, украдкой, с улыбкой,

Так трогательно и… параллельно

Эвклидово наше пространство.

Aus der Naivitätensammlung – Как старый мастер… (wie alter Meister…)

Wie ein alter Meister… – Übersetzung folgt unten

Как старый мастер после лет привычки,

Узнав фактуры все и все цвета,

Бывает потрясен штрихом обычным

И кротким с этим неизвестным став;

Как любят галатей пигмалионы:

Надежд не зная, мрамору верны,

Ему даря и ночи, и канцоны,

Недостижимостью любви ослеплены;

Как только грешники боготоворить умеют

Иконы строгие – со страхом прошлой тьмы,

С отчаяньем любя, глядеть не смея,

Былое безнадежно тщатся смыть,

Также и ты: неведомым распят,

Приговорен к нему, и им же свят.

2009

Wie ein alter Meister: nach Jahren und Jahren Gewohnheit,

Er kennt schon alles über die Faktur und Farben ein und aus – 

Kann durch einen simplen Strich erschlagen werden

Und durch das Unbekannte in dem Strich zur Scheue ermahnt;

Wie ein „pygmalion“ mit seiner „galateia“:

Dem Marmor ohne jede Hoffnung treu,

Ihm seine Nächte und Kanzonen schenkend,

Durch Unantastbarkeit der Liebe verblendet ist;

Wie armer Sünder eine Ikone anbeten könnte:

Den strengen Anblick – voll Angst vor sein vergangener Nacht,

Verzweifelt, Augen nicht hochhebend,

Und sucht vergeblich sich wieder rein zu mach´n. 

So bist auch du: gekreuzigt durch das Unbekannte,

Zu Diesem verurteilt und durch Dasselbe heilig. 

Aus der Naivitätensammlung – Мне век минул (Ich bin ein Hundert Jahre alt…)

Übersetzung folgt unten.

Мне век минул, а я как прежде

Вдыхаю грудью ветер свежий,

Любуюсь раннею весной

И вспоминаю о надеждах,

О жизни прошлой, молодой…

Я столько знаю, Боже мой!

 

Я помню столько лиц и масок,

Поступков, нужных и напрасных.

Я помню всех моих друзей…

И этих светлых, грустных красок

Не выкрасть из души моей

Как и тоски последних дней.

 

Кто помнит ныне, чем мы жили,

О чем мечтали, как любили?

Лишь в старом сквере тополя,

На книжных полках насыпь пыли,

Лишь звон беспечного ручья

И снова я, – о, Боже! – я…

2006

Ich bin einhundert Jahre alt, und doch wie früher

Atme ich die frische Luft wieder ein,

Genieße den beginnenden Frühling,

Und denke an all die Hoffnungen,

Über das vergangene junge Leben,

Mein Gott, wie viel weiß ich eigentlich!

Ich erinnere mich an so viele Gesichter und Masken,

An Taten: nötig und sinnlos,

Ich erinnere mich an meine Freunde,

Und diese hellen traurigen Farben

Kann man aus meiner Seele nicht herauslöschen,

Genauso wie die Tristesse der letzten Tage.

Wer weiß noch heute, wie wir lebten,

Wovon wir schwärmten, wie wir liebten?

Nur die Pappeln im alten Park,

Ein Haufen Staub im Bücherschrank,

Das Singen des Wassers im Bach

Und ich… – Mein Gott! – ich…

Простите (Forgive me)

English version follows bellow 

 

Простите, что я такая…

Странная? –

Пожалуй.

 

Знаю, со мной трудно:

Я живу по небу известному календарю и кодексу.

Говорю – когда не нужно;

Молчу – когда следовало бы говорить;

Глуха – когда надо слышать

И слышу несуществующее.

Влюблена в образы,

ушедшие или просто выдуманные.

Моя голова – большая свалка,

И я мешаю сплетни с экзистенциализмом.

Наверное, предаю и первое, и второе…

 

Нет черного и белого,

И потому,

наверное,

я дальтоник, когда речь идёт о людях.

Я люблю и ненавижу как-то ненормально…

Глубоко? –

Очень-очень.

Иррационально.

 

Простите…

Я бы много отдала,

чтобы

просто быть не помешанной.

Почти столько же,

Сколько отдам, за то

Чтобы помешанной остаться.

 

Просто знайте.

Просто или сложно,

Крича или без слов,

Не вовремя уходя и возвращаясь,

Я так люблю вас!..

2008

 

Forgive me for what I am…

Creepy? – 

I guess…

I know, it is not easy with me:

For I live according to God knows what calendar and code.

I speak when one shouldn’t,

I am silent, when one should speak;

I am deaf, when one must hear

And I hear the non-existent. 

I am in love with images

That passed or never existed. 

My head is a huge landfill,

And so I mix gossips and existentialism,

Betraying them both, perhaps…

There is no black, nor white.

That might be the reason, 

Why I am so colour-blind about people. 

I love and hate somehow out of norm…

Deeply? –

So deeply!

And irrationally.

I am so sorry. 

I would give much

for not being that lunatic. 

Almost as much,

As I would give 

For the right to stay as mad, as now. 

You just should know – 

In easy or complex way,

Shouting or keeping quiet,

Leaving or coming back so untimely,

I still love you all so much!

Я научусь эстетике желаний…

Я научусь эстетике желаний,

Я выучусь по нотам понимать,

Ван Гога от Ван Дейка отличать,

Труды о Шопенгауэре читать,

Я наберу себе научных званий.

 

Я за столом, приборами сверкая,

Не дрогнув, буду Канта обсуждать,

По Фромму чувствовать, по Фрейду спать,

Я стану всем, кем только можно стать… –

Скажите, милый, и к чему я вам такая?

2009

 

Helli!

(Übersetzung folgt unten)

 

Знаешь, о чем я думаю,

Глядя на утро вроде сегодняшнего?

На весь этот необъятный,

дышащий,

восхитительный мир?

 

Где каждый цветок – отдельная вселенная,

Со своим небом, которому молятся,

Адом, которого боятся

(и потому дети никогда не наступают на трещины в асфальте)

Со своим Богом,

Которого они представляют седым дедушкой на облаке

И дьяволом, без которого не было бы у них и Бога.

 

Где каждая песчинка – своя планета? –

И только нет слона, чтобы беречь песчинку.

 

Мир, где существуют

Петербург,

книги,

Моцарт,

импрессионизм,

поэзия Серебряных веков

и рок-музыка;

 

Я думаю: Господи!

Знающий,

ведущий,

непонятный,

вдохновляющий…

Знаю, у Тебя много дел,

Знаю, Ты вне рамок нашего понимания,

Ты же видишь больше и дальше нас, –

Принимаю. Значит, так надо.

 

Но неужели же мы все, все без исключения

Такие прогнившие подлецы,

Чтобы Ты отдал нас в руки тех, кого Ты поставил пасти нас?

 

Тех безликих, дергающих за веревки,

А мы в это время танцуем

и даже не знаем, что не по своей воле?

Тех,

отнимающих у нас право на мысль,

зрение,

слух

и осязание,

Право на правду?

Тех, насилующих наши глаза и души?!

 

Deus meus,

Deus meus,

ut quid dereliquisti me?!..

 

Übersetzung: 

Weißt du, woran ich denke,

Wenn ich einen Morgen wie heute anblicke?

Diese endlose,

atmende,

erstaunliche Welt?

 

Wo jede Blume ein eigenes Universum ist,

mit dem eigenen Himmel, den man anbetet,

und der Hölle, vor der man sich fürchtet,

(und daher treten Kinder nie auf Risse im Asphalt),

mit dem eigenen Gott,

den man sich als einen grauhaarigen Opa, eine Wolke reitend, vorstellt,

und dem Teufel, ohne den es auch keinen Gott gäbe.

 

Wo jedes Sandkörnchen ein eigener Planet ist,

Und es fehlt lediglich an einem Elefant, um auf das Sandkörnchen aufzupassen.

 

Die Welt, in der es

Petersburg,

Bücher,

Mozart,

Impressionismus,

Poesie des Silbernen Zeitalters

Und Rockmusik gibt….

 

Da denke ich mir: Helli!

Allwissend,

Führend,

Unbegreiflich,

Begeisternd…

Ich weiß, Du hast wohk viel zu tun,

Ich weiß, Du stehst außerhalb unseres Verstandes,

Du siehst doch viel mehr und weiter, als wir.

Ich nehme es so wie es ist. So gehört es.

 

Und doch sag: sind wir alle, ohne Ausnahme

Solche verlorene Bastarden,

Dass Du uns in die Hände derjenigen anvertrautest, die uns beherrschen?

 

Derjenigen – ohne Gesichter, an Fäden ziehend,

Während wir tanzen,

Ohne es zu wissen, dass wir dies nicht freiwillig tun,

Derjenigen,

die uns das Recht aufs Denken entziehen,

Aufs Sehen,

Auf das Gehör,

auf unsren eigenen Tastsinn,

Das recht auf Wahrheit?

Derjenigen, die unsere Augen und Seelen missbrauchen?

 

Deus meus,

Deus meus,

ut quid dereliquisti me?!.

Душа – это мрачная взвесь…

Душа – это мрачная взвесь,

И каждый глоток вдохновенья

(Да знать бы, что это за зверь!)

Взбивает осадка спесь

И мучает новым зреньем.

 

Как ветром открытая дверь:

Ни пользы, ни успокоенья.

Входите, следите всласть!

Так вот же тебе пример

Влюбленного отупенья.

 

Тянучий из слов экстракт

Втекает как в чашку кофе.

Болит душа – значит есть.

Wer hat es Ihnen gesagt,

Dass ich Dichterin bin? – Eher Philosophin.

2009

 

Бывает… – Aus der Naivitätensammlung. 2005.

Kurze Beobachtung aus dem Jahre 2005, angeregt durch das Herumblättern im Fotoalbum meiner Eltern. Deutsche Übersetzung folgt unten.

 

Бывает, за любовь мы принимаем небылицы

И до последнего надеемся на них.

Наверное, поэтому в родительском альбоме

Так много есть еще пустых страниц,

Но снимки больше не заполнят их.

 

Übersetzung:

Man hält so manches mal Illsuion für Liebe

Und hofft darauf bis zum letzten Allerletzt.

Vielleicht deswegen gibt es in dem Fotoalbum meiner Eltern

So viele leere Seiten zum Befüllen,

Doch keine Fotos kommen mehr dazu.

 

Полночь – Aus der Naivitätensammlung. 2010

Полночь опять. Замолчал мир вещей.

Слышно, как спорят о чем-то соседи.

И в желтоватом искусственном свете

Бродят слова как бездомные дети.

Снова душа моя стала ничьей.

 

Несколько странно свободной ей быть:

Сердца словами никто не целует,

Нервы не рвет, вещих снов не толкует.

Нет, об ушедшем совсем не тоскует.

Просто она разлюбила любить.

Schreiben – Aus der Naivitätensammlung. 2009

 

Zu schreiben

An jemanden, der es nie lesen wird,

Niemals und nirgends –

Zu schreiben allein wegen des Schreibens selbst,

Ob deswegen, dass sich die Tinte so schön aufs Papier legt? –

Wegen des Prozesses, des Genusses am Schreiben.

 

Du, meine verlorene Seele,

Ein Kind, das durch Puppenschmerzen erwachsen wird,

Das womöglich erst jetzt die Tiefe des Flusses begreift,

Am Ufer stehend.

Wie sehr kratzen die Kiessteine zarte Kinderfüße!

So klein sind sie,

So sinnlos,

Und doch tun sie so weh.

Und es will, wie sehr will es eintauchen,

Die unwiderstehliche Anziehungskraft des Unbekannten,

Wenn da drinnen jemand neuer aufwacht,

Neu und unbegreiflich.

Es zieht, zieht so sehr an – und doch ist jeder Schritt unbekannt,

Die Mama sagte doch immer…

 

Ich weiß, was da kommt.

Das haben mir die fremden, bemitleidenden Gesichter vorausgesagt,

Gesichter, voll ausgebleichten Mitgefühls.

Es kommt trübes Chromwasser,

Tagtäglicher Trank – abscheuliche chemische Brei –

Alltag. Es klingt wie eine Diagnose.

Laufbahn. Grammophonnadel,

Die Schritt für Schritt auf dem nagelneuen Vinyl meiner Seele

Kratzer der Lebenserfahrung hinterlässt.

Ein Tag mehr,

Ein Mensch mehr –

Ist doch alles so egal…

„Es gibt keinen Unterschied, ob du mit 30 oder mit 70 stirbst“ –

Danke an Camus

Und Sartre!

Dank denen springt das Kind nicht – es geht ganz langsam rein

In die Strömung der ungeordneten Partikeln,

Dieser Überreste des Sinnes und der Emotionen.

 

Zu schreiben an jemanden und ins nirgends. Ohne es mal zu wissen, was aus dem Schreiben wird.

Ein Bewusstseinstrom? Delirium? Schmerz?

Irgendwie schmerze ich fast nicht mehr…